Павел: Помните ли вы историю создания студии «Мельница», в том числе той самой заставки с жёлтым карандашом, где ваша рука приняла непосредственное участие?
Константин: Факт создания студии я не очень помню. Я же её не создавал. В какой-то момент вообще отсутствовал во Франции, где делал свой авторский фильм «На краю земли».
Кажется, мне на почту один англичанин прислал письмо с заказом на сериал «Медведи-спасатели»:
«Не хотите сделать две серии под ключ? Есть сюжет со сценарием, нужны раскадровка и анимация». С
этим письмом я и пришёл к Боярскому (Александр Боярский, основатель студии «Мельница». — Примеч.
ред.). Вот это и стало толчком к созданию.
Студия ведь не создаётся просто так, она создаётся под проект. Недостаточно просто созвать людей и посадить их за компьютеры. Главный вопрос: что эти люди будут делать и на какие деньги? А здесь появилось это предложение, и Саша Боярский решил рискнуть. Под этот проект закупили первые компьютеры и позвали на работу людей. Так мы сделали две серии об этих медведях, очень простые, но большие по объёму — по двадцать пять минут каждая. Дальше маховик стал набирать обороты — студия начала сотрудничество с телеканалом НТВ над созданием анимационного сериала «Волшебник Изумрудного города». На горизонте появился продюсер Сергей Сельянов. Видимо, тогда и встал вопрос о заставке к продукции студии. Не помню, кто нарисовал логотип — мельницу с вращающимися лопастями в виде карандашей. И дальше кому-то пришла идея живой рукой покадрово нарисовать появление этой мельницы на экране. Мы с Сергеем Глезиным, монтажёром студии, в подвале поставили фотокамеру, мольберт, и в течение нескольких часов терпеливо, кадр за кадром щёлкали камерой, и выводили эти буковки. Собственно, с тех пор зрители и видят нашу заставку, открывающую все коммерческие проекты студии.
Павел: Вы режиссёр, а ещё креативный консультант, сценарист. В какой из этих ролей чувствуете себя комфортнее всего?
Константин: Никакой разницы нет, потому что всё это сопряжено с моей главной профессией — делать кино от и до: от рождения идеи до финального титра. Я больше ничего другого не умею.
И всё, что вы перечислили, с этим связано. Консультировать физически проще, чем самому делать. Легче рассказать, как тащить шпалу, чем самому её тащить, правда? Но ты имеешь на это право, ибо знаешь, как правильно тащить, потому что за свою жизнь столько шпал перетаскал...
Если ты профессионал и отвечаешь за то, что делаешь, — включаешься по полной в любой из ролей. Это тоже отбирает энергию, силы, жизненные ресурсы. Это немножко разные вещи, повторяю: тащить и рассказывать, как тащить, — но всё равно это требует стопроцентной отдачи. У меня это так.
Павел: В одном из интервью вы сказали:
«Последние двадцать лет я работаю в трёх, а то и в четырёх разных местах». Какие это
занятости?
Константин: Десять лет точно, если не пятнадцать, я делал анимационные заставки для знаменитой программы «Городок». Жанровая, интересная работа, приносившая дополнительный заработок. Ещё я преподаю в разных институтах или школах, читаю лекции, даю мастер-классы. Всё это так или иначе связано с моей основной профессиональной деятельностью. Никакой, по счастью, ревности или косых взглядов продюсеров я не видел. По одной простой причине — потому что это никак не тормозило мою главную работу здесь, на «Мельнице». Если ты везде справляешься и никого не подводишь, то, по-моему, всё в порядке.
Павел: Понятно, что за двадцать пять лет студия очень сильно поменялась, увеличилось число людей, занятых в создании фильма, выросли скорости работы и выпуска, технологии. А что осталось неизменным?
Константин: Практически всё, что вы перечислили, изменилось. Люди точно. Сейчас зашёл в столовую налить себе чашечку кофе. Который раз поразился, как же обновился состав, столько незнакомых молодых лиц. Действительно молодых. И я их не знаю, и они меня, скорее всего, не знают.
Что осталось? Система иерархии производства: есть сценарий, он пишется где-то наверху, поступает к режиссёру, режиссёр начинает разработку. И дальше всё это расползается по цехам, которые выполняют отдельные задачи, связанные с созданием фильма. Другой системы нет. Это везде так работает — голливудская модель производства большого кино.
Павел: Вам интереснее работать с коротким метром или полным?
Константин: Интереснее — не то слово. Все полнометражные и короткометражные фильмы, которые мне довелось делать, были мне страшно дóроги. Это же как собственные дети, просто один повыше, другой пониже. Я вообще научен умными людьми, что к коммерческому проекту нужно относиться как к авторскому. И тогда есть шанс, что что-то получится. А если ты приложил руку и к придумыванию самой истории, то автоматически включаешься в работу на 200 процентов. Важен не интерес, а страсть, потому что силы берутся именно из страсти.
Павел: Вы же ещё и карикатурист?
Константин: Да, когда-то я активно занимался карикатурой. Я уже работал на «Леннаучфильме» в цехе мультипликации, и туда же пришёл молодой пацан Ринат Газизов, и как-то он мне показал свою книжечку карикатур (не путать с шаржами: карикатура как маленькая жанровая сценка, в которой происходит что-то смешное. Юмор в одном рисунке). Для меня тогда случилось откровение, я охренел просто! Как мне это понравилось, что пацан, мой ровесник — и вдруг такое придумывает. В тот же вечер дома я кинулся рисовать свою такую же книжку карикатур. Через месяц она была готова. Понятно, что она почти копировала книжку Рината, это было неизбежно. Я показал ему своё творение, а он говорит: «Тут в Петербурге есть клуб карикатуристов — пойдём, я тебя с ними познакомлю».
Действительно, во Дворце молодёжи то ли раз в неделю, то ли раз в месяц собирался клуб карикатуристов, такая «тайная организация любителей карикатуры». Все общались, показывали друг другу свои работы, тут же в виде упражнения рисовали картинки на заданную кем-нибудь тему, обменивались информацией по фестивалям. Оказывается, в мире было (и сейчас есть) куча фестивалей карикатуры. Я познакомился с выдающимися карикатуристами — их там много было, Саша Сергеев, Коля Воронцов и, в частности, Виктор Богорад. Он сейчас уже пожилой, конечно, но продолжает плодотворно работать. Это живой классик российской карикатуры. И я как-то попал под его крыло. Он меня ненавязчиво учил, объяснял методику абсурдного мышления, снабжал каталогами с разных международных фестивалей. А ведь в тот момент это была ценнейшая информация! У него была своя теория карикатуры. И я таким образом учился парадоксально мыслить. Этому тоже можно научиться, до определённой степени.
Я стал рассылать работы по разным международным фестивалям. За свою примерно десятилетнюю карьеру карикатуриста получил около двадцати различных наград. В 1988 году это стало поводом впервые в жизни побывать за границей — в Польше. Я получил там второй приз — «Серебряный карандаш». И это было потрясающе. Я поехал за границу в первый раз в жизни, и не просто как рядовой турист, а получать какую-то премию. Возникло приятное, ни с чем не сравнимое ощущение: «Вау! Я сделал что-то такое, что оценили на профессиональном конкурсе». И этот творческий опыт очень помог мне в мультипликации: парадоксальность мышления, юмор — всё чуть позже перешло в мои фильмы.
Павел: Я как раз хотел спросить об «Алёше Поповиче». Почему он такой уморительный?
Константин: Проще всего было бы ответить: «У меня хорошее чувство юмора», — но это не совсем так. Чувство юмора, конечно, нужно, это врождённая вещь, но это как мышца — его тоже нужно уметь накачивать. Так сложились обстоятельства, что цепочка случайных встреч вдруг так помогла мне в профессии. То есть можно сказать, что отчасти я этому научился.
Павел: Вы можете назвать три части «Богатырей», которые вам нравятся больше всего? Какие обязательно должен посмотреть новичок?
Константин: Новичок?
Павел: Да, хотя таких, наверное, и не осталось.
Константин: Я тоже думал до последнего момента, что нет в России человека, который не видел бы «Алёшу Поповича». Но тут недавно в разговоре с молодёжью случилось открытие. Передо мной сидели восьмиклассники, и на мой вопрос, видели ли они «Алёшу Поповича», одна девочка уверенно сказала: «Нет, не видели». Тут я осознал, что пришло новое поколение, и оно смотрит уже что-то совсем иное.
Они, может быть, видели новых «Богатырей», но не видели такое старьё, каким является «Алёша Попович». Вот такое любопытное наблюдение из жизни. Но если советовать...
Вы меня сразу простите, но я буду нескромным. Имею право. Мы, режиссёры, все наглые, амбициозные, с завышенным самомнением. Я посоветую не три, а только два фильма. И оба мои: «Алёша Попович и Тугарин Змей» и «Три богатыря и Наследница престола», которая не менее уморительна, чем «Алёша...» С них и надо начинать.
Павел: Что сейчас можно особенного сказать о сюжете полнометражного «Лунтика», кроме того, что он отправляется на поиски мамы?
Константин: У проекта «Лунтик» по умолчанию есть шлейф детского кино. Взрослые относятся к нему не очень серьёзно. Мой призыв: поверьте мне как неплохому режиссёру — когда фильм выйдет на экраны, сходите всей семьёй, не пожалеете. Вы получите эмоциональный заряд и массу удовольствия. Вас, взрослых, эта история тоже заденет, потому что она в высшей степени человеческая. Вообще, связь матери и ребёнка универсальна, и об этой связи рассказывает наш фильм. К тому же я постарался привнести туда элементы триллера.
Павел: То есть мы увидим тёмную сторону
Лунтика?
Константин: Нет. Лунтик — святой персонаж, у него нет тёмной стороны. Это такой «Идиот» Достоевского в прямом смысле. Тёмная сторона — это всё, с чем он сталкивается в мире. «Триллерность» и саспенс — это язык фильмов для взрослых, но парадокс в том, что дети тоже любят страшные истории, что я и эксплуатирую как режиссёр. Это не просто детское, а именно семейное кино.
Павел: Вы член американской Академии кинематографических искусств и наук. Как попасть в киноакадемики? Чем эти люди заняты? Какие у них обязанности? Льготы, может быть, есть?
Константин: Членом Академии я стал в 2009 году, после первой номинации на «Оскар» с фильмом «Уборная история — любовная история». Я уже был дома, в России, когда вдруг получил письмо: «Предлагаем вам стать членом Киноакадемии. Вы согласны?»
Насколько я знаю, система принятия в американскую Киноакадемию такая: если вы получаете «Оскар»,
то становитесь академиком автоматически. Увы, «Оскара» я не получил, остался в статусе
номинанта. И тут могли быть два варианта: либо руководство Академии само обратило на меня
внимание и, учитывая весь мой предыдущий профессиональный бэкграунд, предложило вступить в
Академию, либо меня порекомендовал кто-то из действующих членов Академии.
Разумеется, я тогда ответил: «Да, конечно, спасибо!» Чуть позже я получил красивый сертификат, нагрудный значок — член американской Киноакадемии с 2009 года, персональную пластиковую карточку.
Какие преференции? Живя здесь, практически никаких. Есть почётная обязанность раз в год к концу сезона отдать свой голос за какой-то фильм по всем основным номинациям. Хотя как «обязанность»? Это всё равно добровольно. Если вы не проголосуете, никто за это вас из Академии не выгонит. Академия разделена по секциям. Я состою в секции короткометражного и анимационного кино. Голосование проходит прямо на сайте Академии, куда у меня есть доступ под паролем ко всем фильмам. Но в течение всего календарного года я на свою электронную почту получаю бесконечные приглашения на премьеры фильмов, и если бы я жил там, то, как академик, смотрел бы все новинки сезона бесплатно, причём рядом со всеми этими кинозвёздами, без которых премьеры не обходятся. Но так как я академик удалённый, весь этот праздник проходит мимо меня.
Павел: Как внутри международной индустрии поменялись отношения за последние два года?
Константин: В связи с повесткой за окном?
Павел: Да.
Константин: Насколько я знаю, в американской Киноакадемии никак. (У меня всё-таки есть друзья — такие же академики. Я общался с ними на эту тему.) И это замечательно. Это лишний раз подчёркивает, что американская Киноакадемия, она про кино и ей всё равно, из какой страны фильм. Она оценивает его профессиональные качества. И особенно это касается анимационного кино. Поэтому в этом году номинированными оказались анимационные фильмы, в частности, из Израиля и даже из Ирана. Возможно, на каких-то европейских фестивалях могут не взять в конкурс фильм просто потому, что он из России, но это будут единичные случаи. Американцы возьмут точно. С точки зрения кино это в высшей степени дружественная нам страна.
Павел: Если говорить о коротком метре, то, например, в фильме «Он не может жить без космоса» у героев вообще не видно лиц, а следовательно, нет никакой мимики. Мы им сопереживаем по их поступкам, по наблюдению за вещами вокруг. А например, в «Уборной истории», наоборот, много характера в самих героях при общем минималистичном кадре.
Константин: Это моя отдельная профессиональная установка, о которой я часто рассказываю студентам, когда речь заходит о мимике анимационного персонажа: если режиссёр в мультипликации делает ставку на мимику, это означает, что он пытается шагнуть на территорию игрового кино, в котором актёрская игра — один из главных режиссёрских инструментариев. Но можно быть уверенным, что этот режиссёр проиграет, потому что мимика абстрактного анимационного персонажа никогда не сможет тягаться с мимикой реального человека в игровом кино. Тем более если этот человек — какой-нибудь Аль Пачино или Роберт Де Ниро. Специфика анимационного кино, особенно рисованного, в том, что его изображению по умолчанию присущ резко пониженный эмоциональный фон и совершенно отсутствует исходное психическое наполнение персонажа, которое всегда есть у живого актёра.
Если я, как режиссёр, это понимаю, тогда мне нужно пускать в ход совершенно другие выразительные средства: не просто свет, цвет и монтаж. Это само собой. Главное — это пластическое действие, пантомима, «хореография» персонажей. Вот это и есть основное «оружие» анимационного кино. И когда я придумывал фильм «Он не может жить без космоса», я дошёл до апофеоза и решил вообще не показывать лиц персонажей. Сам сюжет подсказал мне эту хитрость: лицо ребёнка спрятано за тёмным стеклом скафандра, в котором он родился, а лицо мамы либо прикрывается волосами, либо всё время находится за рамкой кадра. Но зритель этого не замечает, потому что следит за действиями, за поступками и взаимоотношениями героев — они так точно придуманы и разведены по мизансценам, что зритель эмоционально включается в эту игру и мимика ему уже не нужна.
Павел: А герои «Мы не можем жить без космоса» и «Он не может жить без космоса» в одной вселенной живут вообще или нет? Вы никогда об этом не думали?
Константин: Я с такой точки зрения не думал, но скорее ответ: «Да». В конце концов, в обоих фильмах персонажи — земляне, обычные люди, живущие в современном мире. И их связывает одна и та же профессия — они космонавты. Драматичные обстоятельства попытки покорения космического пространства есть в обоих фильмах, хотя истории совершенно разные.
Павел: Вас так сильно интересуют обстоятельства покорения космоса?
Константин: У меня нет этой темы. Ни в одном из фильмов. В них есть тема человеческих взаимоотношений. Это у самих персонажей из первого фильма была жажда покорения космоса. Но меня, как автора, интересовала их безусловная бессловесная связь. Связь настолько сильная, что, если одна жизнь оборвалась, обрывается и другая. О таком градусе отношений я и делал фильм «Мы не можем жить без космоса».
А во втором фильме тяга персонажа к космосу выявляет важнейшую тему предназначения человека. Ребёнок родился в скафандре. Он ещё не знает, что он космонавт, ему предстоит это узнать. А мама уже всё понимает, и в этом драматизм. Она не хочет ему такой судьбы, потому что у неё явно есть печальный опыт потери близкого человека, который был связан с космонавтикой. Она всячески скрывает это от сына. Но однажды он узнаёт неизбежное и улетает в космос, а мать остаётся одна. Отчасти это автобиографический фильм, потому что я со временем понял, что был обречён работать в мультипликации, быть режиссёром и с детства ни о чём другом не мог мечтать. Я ещё толком не знал, что такое «профессия» и что такое «режиссура», но в блокнотиках уже рисовал первые мультфильмы. Это и есть предназначение, своеобразная обречённость, потому что ты лишён выбора. Но в этом смысле мне повезло, потому что от мук выбора профессии я был избавлен кем-то свыше. За меня где-то всё уже решили. О таком предназначении я и делал кино.
Павел: Расскажите о вашем предназначении. Как вы поняли и как это случилось?
Константин: Это случилось очень просто. Я ещё, по-моему, в школе не учился. Мне кто-то показал детский трюк с блокнотиком: когда на страничках рисуют фазы движения, и при быстром перелистывании персонажи начинают шевелиться. С того дня мои приятели, с которыми мы во дворе играли в футбол, «потеряли» меня навсегда.
Они продолжали гонять мяч, а я рисовал в блокнотиках мультфильмы. Я не думал о том, кем стану. Я просто остервенело делал то, от чего меня пёрло: изрисовывал эти бесконечные блокнотики разными историями. Рисовал утёнка Дональда, каких-то партизан, индейцев с ковбоями. Только потом, спустя лет десять, наконец, пришло осознание: вот всё-таки куда меня тянет, меня тянет в кино, в мультипликацию.
Павел: А куда молодым коллегам с
«Мельницы», которых вы с удивлением видите в столовой, вы посоветуете пойти учиться? И вообще,
что вы им посоветуете?
Константин: Если учиться режиссуре, то только у меня. Шучу! Не только у меня, но и у меня прежде всего, на моих частных курсах — это было на правах рекламы ☺
Павел: А какие-то правила жизни анимационного режиссёра есть?
Константин: Правила жизни? Думаю, вы сами не подозреваете, какую серьёзную ноту вы для меня сейчас берёте . Я знаю, что посоветовать. Я говорю всегда одно и то же. Это великие слова, которые я прочитал у русского теолога, богослова, философа Павла Флоренского. Был такой. В 1937 году расстрелян большевиками. Это напутствие не только молодёжи, но и каждому из нас, любому человеку в любом возрасте и любой профессии. Но молодёжи, конечно, прежде всего, потому, что у неё вся жизнь впереди.
«Привыкайте, приучайте себя всё, что бы вы ни делали, делать отчётливо, с изяществом, расчленённо. Не смазывайте своей деятельности, не делайте ничего безвкусно, кое-как. Помните, в „кое-как“ можно потерять всю жизнь. И напротив, делая дела, казалось бы, даже не самой первой важности, но делая их отчётливо, ритмически, вы можете открыть для себя что-то новое, что послужит для вас источником нового вдохновения. Кто делает кое-как, тот и говорить научается кое-как, а неряшливое, смазанное, непрочеканенное слово ввергает в эту неотчётливость и мысль. Милые мои, не позволяйте себе мыслить небрежно. Мысль — это дар Божий. И она требует ухода за собой, — это гениально сказано. — Будьте отчётливы и подотчётны в своей мысли. Это залог нашей духовной свободы». Дальше у него есть лирическое отступление, которое, кстати, тоже сопрягается со мной. «А ещё, — говорит он, — почаще смотрите на звёздное небо или на дневную лазурь. Если вам грустно, если вас обидел кто-то или что-то не получается, выходите на воздух и останьтесь наедине с небом. Тогда душа успокоится». Красиво, правда?
Вопросы: Павел Вардишвили
